— Да! Да! Именно глубокий рейд, Леонид Михайлович. Нужно пробиться к верховью реки Великой и дальше, к самой латвийской границе, вот сюда, — Указка в руке начальника штаба фронта прочертила на карте линию на запад и остановилась у небольшого черного кружочка. — Вот куда должна дойти бригада, до Себежа. Это старая пограничная крепость. Вокруг озера да сосновые леса. Места чудесные!
Собеседник Ватутина, невысокий, средних лет майор, добродушно усмехнулся:
— Раз нужно — доберемся до этих красот. Не беспокойтесь, Николай Федорович, мои хлопцы себя покажут. Тактика наша будет простая: «Подпалыв и тикай».
Услышав поговорку, рожденную в огне партизанской борьбы в годы гражданской войны на Украине, Ватутин улыбнулся, но продолжал уже строже:
— На большую помощь с воздуха не рассчитывайте. С самолетами трудно сейчас. И не только у нас на Северо-Западном. Маневр, маневр и еще раз маневр — вот что должно вас выручать. О смелости и отваге не говорю — народ вы подбирать умеете. Начальником разведки бригады назначим к вам старшего лейтенанта Германа. Танкист, учился в спецшколе академии, разведчик. Говорят, что излишне горяч и молод для такой должности. Но, — Ватутин опять перевел разговор в русло дружеской беседы, — такому комбригу, как майор Литвиненко, и помощники нужны, у которых не сердце, а лядунка с порохом.
Литвиненко смущенно улыбнулся, затем по–уставному четко спросил:
— Разрешите действовать, товарищ генерал?
— Действуйте, Леонид Михайлович. Да о действиях сообщать не забывайте.
В трудное время велся этот разговор. Танковые группы гитлеровцев продолжали клиньями врезаться в линию обороны Красной Армии. И все же на ряде участков фронта удалось сбить темп фашистского наступления; на Ленинградском направлении наши части вынудили врага вести тяжелые лобовые бои.
Незаурядный военачальник, обладающий широким оперативно–стратегическим кругозором, генерал Ватутин вдумчиво анализировал события, происходившие на фронте летом 1941 года. Он видел и сильные и слабые стороны противника, искал его уязвимые места и бил по ним наверняка.
Одним из таких ударов и должен был стать рейд 2–й Особой партизанской бригады Северо–Западного фронта. Специальное соединение, создаваемое из добровольцев — кадровых воинов Красной Армии, имело задачу вклиниться в стык фашистских армий групп «Север» и «Центр» и, рейдируя в глубоком тылу противника, вести разведку для фронта, громить гарнизоны оккупантов, совершать диверсии на важнейших коммуникациях.
Александр Герман узнал о назначении в бригаду Литвиненко вечером того же дня, когда состоялся последний разговор Ватутина с комбригом 2–й Особой. Обрадовался. Он уже давно рвался к самостоятельной боевой работе. Идти же в тыл врага да притом под началом такого человека, как Литвиненко, считал для себя честью.
— Тебе повезло, Саша, — посмеивались товарищи. — Теперь будешь только и делать, что «подпалыв и тикай».
Герман отшучивался. Он, как и другие молодые штабные командиры, с большим уважением относился к Литвиненко. В штабе знали, что майор — участник гражданской войны, многое испытал в жизни, но не разучился заразительно смеяться и сочной украинской шуткой приправлять свои разговоры и с начальством и с бойцами.
Нравился и Герман комбригу. И больше всего — за неуемную любовь к военной службе. Как‑то ночью, когда неяркие полосы света от фар их машины неуверенно нащупывали дорогу в лесу, Александр, обычно сдержанный в разговорах со старшими, разоткровенничался и рассказал майору о своих детских и юношеских годах… Родился Герман и вырос в городе на Неве. Овеянный романтикой революционной борьбы и боев за власть Советов, Ленинград оказал сильное влияние на впечатлительного подростка. Ему еще в детстве нравились люди в выгоревших буденновских шлемах. С затаенным дыханием слушал он громоподобные стихи о матросах–балтийцах:
Герои, скитальцы морей, альбатросы,
Застольные гости громовых пиров,
Орлиное племя — матросы, матросы,
Вам песнь огневая рубиновых слов.
Засыпая, Шурик вместе с буденновцами штурмовал Каховку, со словами «Интернационала» на устах шел в последнюю контратаку на Пулковские высоты с черными, точно литыми шеренгами матросов–кронштадцев.
Позже, уже на школьной скамье, им овладела мечта стать танкистом. Она привела Александра вначале в автостроительный техникум, а оттуда в Орловское бронетанковое училище. Путевку в армию Герману дал ленинградский комсомол.
Рейд 2–й Особой продолжался несколько месяцев. Ничто не могло остановить или сбить «хлопцев Литвиненко» с намеченного Ватутиным маршрута: ни суровые метели первой военной зимы, ни сменившая их весенняя распутица, ни карательные и заградительные отряды гитлеровцев. Рейд был настоящей школой мужества, и окончил ее Герман на «отлично».
Литвиненко не забывал данного Ватутину обещания чаще сообщать о себе. В штаб фронта им были посланы десятки радиограмм, которые хранятся сейчас в Ленинградском партийном архиве. В одном из таких донесений сообщалось о том, что в бригаду влился партизанский отряд имени Чкалова, действовавший в Невельских лесах.
И Литвиненко, и комиссар 2–й Особой Владимир Терехов были довольны пополнением. Почти все чкаловцы были кадровыми красноармейцами или командирами. Они отступали с боями от самой границы… Распыленные по лесам, но непобежденные воины в июле 1941 года объединились в отряд и вновь вступили в борьбу с ненавистным врагом.