Люди легенд. Выпуск первый - Страница 213

213

— Хотите действовать вместе с нашими хлопцами? — спросил генерал у Феди.

— Да.

* * *

Группа Балицкого пустила под откос одиннадцать эшелонов. Почти все — при участии Феди и его отряда. Но дело было не столько в участии в диверсиях, сколько в великолепной Фединой осведомленности обо всем, что касалось движения вражеских эшелонов и войск от самого Гомеля до Новозыбкова…

Расскажу о самом «громком» взрыве — о взрыве «Голубой стрелы», эхо которого докатилось до нас еще до того, как я повстречал Федю Кравченко на опушке Клетнянского леса.

Поезд, который партизаны прозвали «Голубой стрелой», состоял целиком из классных вагонов (редкость для железных дорог во вражеском тылу) и предназначался для гитлеровских офицеров–отпускников, едущих с фронта и на фронт. Ходил этот поезд, разумеется, не по расписанию, его движение сохранялось в строжайшей тайне. Но незадолго до его прихода — иногда за день, иногда за два — по всей линии от Брянска до Гомеля летел приказ: проверить состояние железной дороги, поддерживать особую бдительность…

Первым связь между приказом об особой бдительности и проходом «Голубой стрелы» заметил Миша — телеграфист с разъезда Закопытье…

— Ну, как, Гриша? — спросил Федя у Балицкого после очередного посещения «дубка». — Взорвем «Голубую»?

— А неужели ж пропустим?!

С этого дня наблюдение за «Голубой стрелой» стало главной Фединой заботой.

«Дубок» Мишки–телеграфиста перенесли поближе к разъезду, на самую опушку леса. За ним было установлено постоянное наблюдение. Все иные боевые операции отменили. Обе группы — Балицкого и Феди — находились в полной боевой готовности для выхода на железку в любой момент.

Несколько раз диверсия срывалась: то приказ был, но поезд в последний момент отменяли, и тревога оказывалась ложной, то Миша не успевал сообщить, то экспресс проходил днем…

Но вот однажды вечером Миша сам прибежал на «дубок».

— Сегодня! —с трудом переводя дух, сказал он Верховскому, который дежурил в тот день. — Сегодня пройдет обязательно! Часа через четыре ждите!

…Балицкий расположил объединенную диверсионную группу вдоль железной дороги почти под самым Добрушем. Чтоб по ошибке не взорвать другой поезд, в каждую сторону выставил по наблюдателю с электрическими фонариками. Если идет экспресс, наблюдатель должен был трижды мигнуть зеленым глазком.

Лежали неподвижно: Балицкий запретил шевелиться и разговаривать. Мимо то и дело с грохотом пролетали поезда. Подрывник Гриша Мыльников, осторожно перебирая пальцами, то выбирал слабину, готовясь резким рывком вырвать чеку взрывателя, то снова ослаблял шнур… А желанного сигнала все не было…

Но вот снова раздался стук колес и пыхтение паровоза.

— Кажется, четырехосные перестукиваются, — прошептал кто‑то рядом с Федей. — Уж не «Стрела» ли?

— Тихо!..

И вдруг Федя явственно увидел — справа вспыхнула чуть заметная зеленая звездочка — раз, другой, третий. Есть!

— Приготовиться! — шепотом скомандовал Балицкий. — Ну смотрите не подведите, подрывники!..

А поезд вот он — рядом уже. В незатемненных зеркальных окнах сверкал свет, светлые квадраты, как в довоенные времена, весело бежали рядом с колесами по насыпи.

Теперь уже не оставалось никаких сомнений — «Голубая стрела»!

— Ну! — сдавленно крикнул Балицкий. — Давай!

Огромное, как африканский баобаб, багровое дерево взрыва (Гриша Мыльников не пожалел тола) встало под паровозом. Раздался дикий скрежет — вагоны лезли один на другой, падали, раскалываясь, как орехи…

— Пулеметы! Почему молчат пулеметы! — не своим голосом закричал Балицкий.

Резанули пулеметные и автоматные очереди. Ударили взрывы гранат. Вспышки освещали уцелевших немцев, с воплями на карачках уползавших прочь, за насыпь, подальше от смерти…

К Балицкому подбежал наблюдатель:

— По дороге от Добруша идут машины! — крикнул он. — Фары видны!

— Отход! — крикнул Балицкий и дал в воздух зеленую ракету!

Но отходить было поздно. Машины остановились точно против взорванного эшелона. Приехавшие на них немцы развернулись и, поливая автоматными очередями узенький коридорчик леса, в котором между линией и дорогой были зажаты партизаны, двинулись в наступление…

— Будем прорываться! — крикнул Балицкий.

— Стой, Гриша! —остановил его Кравченко. — Не горячись! Отводи людей вдоль дороги. А я задержу…

— Как же ты?! —начал было Балицкий.

— Ничего–ничего! Иди! А мы их сейчас стравим — как начнут друг друга чирикать, так о нас забудут!

Балицкий начал отводить группу.

Федя подозвал к себе Максима и Тараса.

— А ну чирикните им, чтоб стреляли выше, — сказал Федя австрийцам. — Орите что есть силы, партизаны, мол, на насыпи!..

Тарас и Максим что есть силы закричали по–немецки.

Федя одну за другой дал в сторону насыпи две белых ракеты.

«Добрушские» немцы сразу перенесли огонь выше, начали стрелять по насыпи.

Им яростно отвечали отпускники, успевшие к этому времени оправиться и занять оборону… Федя отослал Тараса и Максима догонять группу, дал несколько очередей по разбитому эшелону, закурил, прикрыв голову плащ–палаткой и, пряча цыгарку в рукав, не торопясь двинулся вслед за остальными…

Через два дня в лагерь к Феде и к Балицкому пришел Кулик, возвратившийся из Гомеля, и доложил:

— Двести тридцать семь убитых и раненых офицеров и один генерал.

Взрыв «Голубой стрелы» громовым эхом пронесся по всей линии от Гомеля до Брянска.

213