Люди легенд. Выпуск первый - Страница 106

106

У них не было сил! А у гришинцев? Конечно, Большая земля оказывала неоценимую помощь. Радиоперехваты помогали ориентироваться. Но все же силы были далеко не равными. В течение двух месяцев — марта и апреля — полк выдержал 25 крупных боев. В небе висела вражеская авиация, скорострельные пулеметы партизан отмалчивались — берегли патроны. По земле шли танки, а у партизан против них не было артиллерии — только противотанковые ружья да гранаты.

С утра до вечера шли бои, а ночью Гришин каждый раз выскальзывал из клещей, уводя за полком обоз и госпиталь.

Партизанский госпиталь! Обычно понятие «госпиталь» ассоциируется с белым солнечным зданием. Чистота и запах карболки. По бесшумным коридорам и палатам снуют врачи и сестры в белоснежных халатах, приходят девушки с цветами, почтальоны приносят письма. Раненые выздоравливают и норовят досрочно вернуться в часть. Так?

Так вот, партизанский госпиталь, да еще в рейдовых отрядах, не имеет ничего общего с этой картиной.

Партизанский госпиталь — это обоз, постоянно готовый к маневренным маршам, к походам через ночи, через снега и ветры, дождь и зной.

Копыта лошадей на переходах через большаки и «железки» обмотаны тряпками, чтоб не гремели, на телегах, колеса которых подбиты кожей или войлоком, по одному и по два лежат раненые.

Подстилкой служит солома, покрытая какой‑нибудь дерюгой. У немногих голова покоится на подушках — их хватает лишь для тех, кому особенно худо. Укрыты раненые трофейными одеялами, шинелями всех цветов, плащ–палатками.

За телегой движется на собственных четырех продуктовая база и молочная ферма госпиталя — послушная партизанская буренка. На опасных переходах ей зажимают морду, чтоб не мычала.

Подгоняя лошадей и коров, с винтовками или карабинами шагает «обслуживающий медперсонал», готовый в любую минуту взять раненых товарищей на плечи.

Тут же идут в трофейных сапогах два–три врача, которые соединяют в себе все профили медицинской науки и творят чудеса хирургии иногда с помощью прокипяченной в ведре слесарной пилы.

В полку такими кудесниками были Заболотский, Миролюбов и Левченко. Последний таскал на плечах пятилетнего сынишку, общеполкового любимца, оставшегося без дома и без матери Вовку.

С толстыми санитарными сумками через плечо, не зная страха и усталости, суетятся между телегами веселые партизанские сестры.

В сумках — несколько пузырьков, бутылок всемогущего первача и «перевязочный материал» — от бинтов и парашютного шелка в хорошее время до грубых наволочек и исподнего белья — в крутое.

На ухабах и поворотах раненые, скрипя зубами, переносят нестерпимую боль. Товарищи шепотом ободряют их.

На открытых привалах секут дожди, свистят холодные ветры. Товарищи снимают с себя одежду и кутают раненых.

На дневках в деревнях первый стакан молока, поднесенный хозяйкой, первая лепешка или яйцо — все сносится к раненым.

Так заведено у гришинцев.

Быть раненым партизаном — это значит переносить нечеловеческие страдания и трудности, но это значит также постоянно испытывать на себе простирающуюся до самопожертвования заботу товарищей.

Что могли противопоставить этой дружбе и этому мужеству фашисты, жалующиеся по радио на своих охромевших лошадей! Что они знали об усталости!

Особенно тяжким был бой в деревне Дмыничи. В приказе Гришина, который получили в тот день вконец измотанные маршами и боями партизаны, были слова: «Не отходить.

Не спать. Петь. Усталость сегодня равнозначна предательству». Гришин стоял на открытой со всех сторон обстрелу соломенной крыше и наблюдал за боем в бинокль. Он писал комбатам ободряющие короткие записки.

Когда сгустился туман, — окуляры бинокля помутнели, как матовое стекло, — Гришин слез с крыши, чтобы обойти окопы. Внизу стоял ординарец Иванова с донесением: «Туман, дальше тридцати шагов не видно».

Гришин написал на обороте: «Вот и прекрасно. Бейте немцев в упор».

Здесь нет места, чтобы подробно описать этот бой и блистательный ночной выход из окружения через болото.

Впоследствии Гришин, уже слушатель военной академии, вызванный профессором к доске, чтобы решить трудную тактическую задачу, увидел знакомую картину. Он получил пятерку и похвалу профессора:

— Отлично. Верю, что, если бы вам на самом деле пришлось воевать в этих условиях, вы бы справились.

Слушатели удивленно посмотрели на Гришина, не понимая, почему он, такой обычно дисциплинированный, не сдержал своего знаменитого смеха. Гришин пробормотал: «Вот, нечистая сила!» —и извинился перед профессором.

Полле и Гонфгартен в тех боях потеряли 700 человек убитыми. В очередной раз высшему начальству было послано донесение, что «банда Гришина истреблена». Вместе с этим донесением на волне Гонфгартена была перехвачена последняя радиограмма: «Согласен с представленными на отдых квартирами. Действия по блокированию окончены».

А особый партизанский полк «Тринадцать», усталый, но сильный и боеспособный, как никогда, лесами уходил на новые дороги, к новым испытаниям, подвигам и победам.

В лесу прифронтовом

…У командующего группой армий «Центр» фельдмаршала Эрнста Буша был к Сергею Гришину особый личный счет.

«Чертова дюжина», как давно называли немцы полк «Тринадцать», всю войну нависала у него за спиной. Буш ездил к фюреру с хитроумно обоснованным проектом создания вокруг своих гарнизонов железобетонных крепостей.

Что тогда произошло в ставке, можно судить по свидетельству Курта фон Типпельскирха, автора немецкой «Истории второй мировой войны».

106